Настал черед и Dragon Age войти в мою жизнь

[ameforrise]

С недавних пор я карябаю фанфики и по Dragon Age. Пока что только зарисовки и прочее, но рано или поздно дозрею до нормальных работ.
И как всегда я начала с работы про глюки. Это уже традиция, тем более что "глюки" у меня выходят неплохо...


"Город был женщиной"
Автор: katama_GlycerinMaster
Пэйринг или персонажи: м!Хоук, хуманизация Киркволла (?)
Рейтинг: G
Жанры: Ангст, Мистика
Размер: Мини, 2 страницы

На свой страх и риск

Хоук только успел было подумать, что пойло ему сегодня подсунули самое отвратительное, что только было в "Висельнике", как мостовая тут же отнюдь не ласково лягнула его ниже спины. Хоук задумчиво уставился на свои нежданно предавшие его ноги, искренне не понимая и недоумевая, как же он оказался тут в таком нелестном положении.
Смутно вспомнилось, что напиваться он начал еще дома, сразу после того, как дополз туда, оставив Варрика объяснять встревоженной Авелин и подоспевшим храмовникам, кто же похищал женщин в Киркволле и кто стал его последней жертвой. Сам Хоук на тот момент считал достижением уже то, что может стоять более-менее прямо.
А потом поместье встретило его непривычно пустой и глухой тишиной - Бодан и Орана отправились за телом, - и Гаррет, чтоб не взвыть волком, принялся методично опустошать оставленные Фенрисом бутылки. Потом он, кажется, разговаривал с дядей, и что ему наговорил, не вспомнил бы и под пытками, потом снова пил, пил, не чувствуя вкуса, а потом...
"Потом" размывалось лунными отблесками, троящимися в глазах домами, потом пляшущими стенами "Висельника", чьими-то размытыми лицами, далекими, приглушенными звуками и запахами.
А теперь Гаррет лежал в мутной луже посреди дороги и смотрел в светлеющее небо затуманенным алкоголем взглядом. Хоук никогда в жизни не напивался и не лежал в лужах около трактиров, но ему было так невыносимо и ужасно плохо, что промокшая от грязной воды одежда и упирающиеся в ребра камни мостовой казались мелочью.
Лужи. Лужи возле трактиров на то и нужны, чтоб в них валялись вдребезги пьяные люди и потихоньку трезвели, не так ли? Гаррет с удивлением обдумал эту мысль, но стоило ему закрыть глаза, как перед мысленным взором замелькали буро-алые лужицы на полу убежища Квентина. Хоука тут же замутило - он с усилием перекатился на живот, уткнувшись лицом в холодные камни. Угомонившийся было мир снова заплясал, завертелся в дикой пляске вокруг мужчины, заставляя его мученически застонать. Нет, алкоголь ему и впрямь подсунули мерзостный!
А потом Хоук понял, что на него смотрят. И (вот уж чудеса пьяного сознания), не видя еще и не слыша ничего, Гаррет уже знал, кто же почтил его своим вниманием.
Разлепить горевшие огнем глаза казалось чуть ли не невозможным, но Хоук справился - сел и поднял взгляд на Нее.
Город был женщиной, ранимой и жестокой одновременно, прекрасной и вселяющей в душу первобытный ужас перед ее твердыней и хрупкостью. Киркволл явился к Хоуку смертной женщиной, и Гаррет всей душой считал, что этот образ городу шел как нельзя лучше.
Хоук еще едва сдержался от растерянного смеха: за всю свою жизнь с женщинами ладить он так и не научился. Женщины, хрупкие ранимые создания, подчас оказывались такими жестокими и хладнокровными демонами, что никакой Тени и не снилось. Гарриет боялся женщин, а еще боялся их слез, частых слез, которые вгоняли мужчину в панику.
Женщина-город не плакала, хоть слезы и стояли в ее усталых и воспаленных глазах, а во взгляде застыла такая скорбь, что Хоуку стало не по себе.
Женщина-Кирволл стояла перед Хоуком, смотрела остекленевшими глазами и не размыкала потрескавшихся губ. Лицо ее, бледное, с сухой пергаментной кожей, в своей неподвижности казалось маской, как лицо рабыни, без позволения господина не смеющей выразить своих чувств.
Женщина-город, женщина-твердыня скорбела вместе с Хоуком. Он скользнул взглядом по ее одеждам и выдохнул кратко: точно такое же платье натянул Квентин на тело мертвой Лиандры. Даже подтеки крови, бурые страшные узоры - и те остались точно такими же.
Женщина-город тоже была красивой. Она оставалась красивой, как и Лиандра в тот страшный час - и такой же неестественно жуткой.
О, ей шел убор рыцаря-командора, поблескивающий в рассветных лучах, и белое дорогое платье, пестрящее бурыми брызгами и мазками ссохшейся грязи. Она была хороша своим бледным лицом, бесцветными усталыми глазами и тонкими строгими губами, подбородком острым, впалыми щеками - своим контрастом, сочетанием противоположного, нищенской грязью и позолотой аристократии, своей просвечивающей сквозь искренюю праведность порочностью - поровну, - жестокостью и состраданием в глазах - словом, всем, чем дышал Киркволл.
Женщина-город, ненавистная Хоуку и в то же время полюбившаяся, проросшая в него своими венами, едва ли не родная...

Сбежать бы от нее, сбежать обратно в Ферелден, забыть все, как страшный сон - в Ферелдене все проще, подлец есть подлец, грязь есть грязь, золото - это золото. В Киркволле Хоук не знает, чего ожидать от следующего поворота, но взгляд... Взгляд, в котором мерещились в эту минуту Гаррету взгляды друзей, спасенных и убитых, ждущих помощи, - этот взгляд пригвоздил мужчину к земле, не дал уйти.

Женщина-город опустилась рядом с ним на колени, протянула тонкие руки - и не разберешь, то ли бледные ладони аристократки, то ли покрытые мозолями пальцы служанки из эльфинажа, - и тяжелые кандалы на ее запястьях лязгнули неожиданно громко и резко в наступившей тишине.

Сбежать бы...

Хоука обдало ее запахом, таким же странным, смешавшим в себе и вонь разложения, и аромат церковных благовоний, и рыбный запашок, и незатейливый запах готовящейся пищи, терпкую нотку духов девушек из "Цветущей розы"...
Хоук задохнулся, рывком подался к ней, хватая за руки поверх цепей, покачнулся, хрипя какие-то отчаянные "зачем" и "за что". Уперся коленями в холодные камни, едва удерживая равновесие, забормотал ей все то, что скопилось в истезанной душе: и про год работы наемником, год, когда руки его не прекращали пахнуть кровью, и про ледяную синеву Справедливости, все чаще проблескивающую сквозь кожу Андерса, у которого и так синяки под глазами, и про бурую кровь на полу литейной, про мертвые материнские глаза и последнюю улыбку, про нежданно обретенных здесь друзей, жизни которых висят на волоске - каждый день, каждый день...
Хоук шептал, шептал, срываясь на хрип, а Она - она тоже что-то говорила, поднимала его, падающего, с колен и вела куда-то, а Хоук все просил ее, бессердечную, все у него отнявшую, и ему вонзить кинжал в грудь.
Хоук шептал, шептал, сипел сквозь силу, умоляя и извиняясь за непривычную слабость, а ее лицо то и дело раздваивалось перед глазами, мерцало, временами казалось лицом то Андерса, то Варрика, то еще чьими-то смутными и туманными взглядами.
Город был женщиной, женщиной жестокой, своевольной и жадной. Киркволл забрал у Хоука все, что мог, взамен протянув что-то новое: "Вот тебе новая жизнь, без налета старой - радуйся!".
И, засыпая, Хоук чувствовал ее ледяные поцелуи и услышал, как она защелкивает на его запястьях замки своих древних кандалов.
У него больше не было пути назад.



"Человек, который того стоит"
Автор: katama_GlycerinMaster
Фэндом: Dragon Age
Пэйринг или персонажи: Аришок, м!Хоук - при большом желании можно увидеть слешный пейринг
Рейтинг: G
Жанры: Джен
Размер: Драббл, 1 страница

о Хоуке, единственном и неповторимом

Воздух в порту отдает солью и запахом сырой рыбы, а с недавних пор еще и преследует запахом лагеря кунари - бьет в нос резко, почище вони Клоаки, хоть и не сказать, что так же мерзко. Хоук вдыхает его с шумом, пропускает сквозь сжатые зубы, Хоук не улыбается - скалится, как дикий хищный зверь. Он и есть дикий ферелденский зверь, прибывший из-за моря, выгнанный из собственной берлоги: неаккуратный, помятый, встрепанный, могучий, простой - и очень-очень обозленный. Обманчиво лениво точащий когти о камень хищник, а не человек.
Хоук скалится, не боится смотреть Аришоку прямо в глаза, будто имеет на это полное право, как равный, будто стоит не десятком ступеней ниже, а прямо перед кунарийским лидером, лицом к лицу, такой же грозный и монументальный. Хоук действительно стоит того, чтоб обратить внимание.
От Хоука будто волнами расходится яростное указание, кто тут хозяин, почти что агрессия и вызов - рогатые воины нервно посматривают в его сторону, словно сомневаясь, словно сравнивая его с замершим каменной статуей Аришоком.
Хоук смотрит прямо, без угрозы, но "все это на самом деле мое" читается в его взгляде без слов. "Все мое" - словно говорит человек, искренне удивляя Аришока до глубины души. "Захочу - и здесь все мое будет, и ты будешь - мое, и все, что принадлежало тебе - будет мое. Стоит мне лишь захотеть, но я не хочу... Пока что".
Хоук действительно возвышается над людьми Киркволла - Аришоку не нужно даже задумываться, чтоб заметить это, Хоук отличается опасно и разительно - что же, он стоит того, чтоб ему верить...
Хоук слушает об украденном рецепте и молчит - только воздух сквозь зубы пропускает и хмурится, и Аришок не то чтобы чувствует себя неправым, но недовольство местного "хозяина" ощущает, как соль в воздухе. Оно опасно, остро... Интригующе.
И когда Хоук быстрым шагом уходит разбираться с попавшим не в те руки ядом, Аришок догадывается, что все будет сделано правильно.
Хоук стоит того, чтоб доверить ему решать самому.